Развилки истории: почему независимость Каталонии вполне возможна
Каталонцы идут по пути хорватов и словенцев, словаков и македонцев, при этом имея куда более существенные отличия от господствующего этноса
События в Каталонии ставят в тупик рядового россиянина, привыкшего смотреть на эту автономию с точки зрения туриста, которому нравятся ресторанчики Барселонеты и пляжи Коста-Бравы, но которому неясно — как в такой милой земле могут быть какие-то споры и порывы к независимости? Для того, чтобы это понять, необходимо обратиться к истории и культуре не только Каталонии, но и Испании.
Неединое государство
Начнем с того, что в этой стране ее официальный язык не называют «испанским». Там это — «кастильский язык». Тем самым подчеркивается, что не все жители Испании — испанцы, и что у них нет общего языка. «Испанский» для многих из них звучит так, как если бы русский язык называли «российским». Это наглядный пример того, что трудности самоидентификации на Пиренейском полуострове превосходят таковые в России, где постороннему наблюдателю подчас трудно уловить разницу между «русским» и «российским».
Испания как единое государство возникло на рубеже XV—XVI веков вовсе не как национальное государство «испанского народа». Оно стало результатом объединения королевств Кастилии и Арагона (составной частью которого являлась Каталония — географически, но не политически) в результате династической унии. Позже к ним прибавилась часть королевства Наварры. Уния являлась во многом формальной — до 1707-1716 годов существовало два правительства — кастильское и арагонское, и на территории каждого из бывших королевств сохранялись свои законы, чеканилась собственная монета и т. д.
Ситуацию можно сравнить с объединением в том же 1707 году Англии и Шотландии, когда последняя, утратив политическую независимость, сохранила свою систему права и юриспруденции (и спустя триста лет, одновременно с каталонской, проблема шотландской независимости вновь всплыла).
Ни в XVI, ни в XVIII веке речь не шла о правах каталонцев как нации. Менталитет того времени не рассматривал политику в подобных категориях. Королевство Арагон не было ни в коем случае государством каталонцев, ибо в нем проживали и испанцы, и итальянцы. Аналогично Запорожская Сечь не была в те же самые годы «украинским» государством, а предстает таковой лишь в ретроспекции романтических авторов-националистов.
Национальный день Каталонии, отмечаемый 11 сентября в честь падения Барселоны в 1714 году, имеет мало отношения к подлинным событиям того времени. Централизаторская политика испанской монархии может рассматриваться и как прогрессивное дело: например, уничтожались таможенные пошлины при переезде из одной части страны в другую.
Что реально имело последствия для культуры каталонцев — так это запрет на использование их языка в официальных учреждениях. Каталанский язык — это ближайший родственник окситанского (провансальского) на котором до языкового «геноцида» XX века говорила южная Франция. Иными словами — каталанский/окситанский относятся как к испанскому, так и к французскому, примерно как украинский к русскому. По-каталански говорят кроме Каталонии еще в Валенсии (где сильнее региональное самосознание, потому там его называют «валенсийским») и на Балеарских островах. Культурно и исторически Барселона ближе к Марселю, чем к Мадриду или Севилье. Каталония — это естественное продолжение средиземноморской общности, включающее в себя южное побережье Франции с Лазурным берегом.
Как и в случаях с украинским и белорусским, в модерном централизованном государстве, каталанский — язык, не являющийся государственным, вымирал. К концу XX века на нем говорили только в глубокой провинции. И причины этого коренились не столько в репрессивных мерах, сколько в непрестижности языка.
Однако еще с XIX века в Каталонии существовало мощное националистическое движение, которое базировалось, в первую очередь, на экономических достижениях провинции. Барселона к тому времени стала самым развитым городом Испании, но поскольку претендовать на широкое участие в правительстве каталонцы не могли, ввиду численного превосходства других регионов, их усилия сосредоточились на получении возможно большей автономии. Этот порыв в течение XX века не раз приводил к острым формам противостояния, вплоть до вооруженных.
Надежда на Каталонию
Когда после смерти Франко в Испании были созданы автономные области, Каталония, получив соответствующие права, почти на сорок лет успокоилась. Каталанский язык был восстановлен в своих правах. Однако логика существования националистических партий, а местные партии в Каталонии все в большей или меньшей степени — националистические, подталкивала к выдвижению новых требований.
Для того, чтобы выделиться как среди других партий, в внутри партии — лидеру, требовалось заявлять все громче о независимости как о конечной цели. Постепенно умеренные лидеры такие как Жорди Пужоль, двадцать три года руководивший Каталонией, сменялись более радикальными, как нынешний Карлес Пучдемон, да и сами переходили на более решительные позиции.
Наше консервативное восприятие Испании как единого государства не должно заслонять реальность. Каталонцы идут по пути хорватов и словенцев, словаков и македонцев, при этом имея куда более существенные отличия от господствующего этноса. Нынешние границы Испании во многом случайны. Так, Каталония в XVII веке на десять лет переходила под власть Франции, а ее северная часть, Руссильон, там и осталась. С 1581 по 1640 год Португалия была аннексирована Испанией. То есть сложись история по-другому, Португалия и сейчас могла бы являться испанской автономией (и мысль об обретении ею независимости ужасала бы), а Каталония — быть частью Франции или давно уже отдельной страной.
Мадрид упорствует в своем непризнании, потому что не хочет создавать прецедента. Ведь в Испании есть еще Галисия, где говорят по-галисийски — на языке, близко родственном португальскому. Имеется загадочный баскский, самый древний язык Европы. Если Каталония добьется независимости, от Испании отпадет Страна Басков, где национализм еще сильнее и воинственнее, затем Галисия, после — Валенсия. В глубине души мадридские политики прекрасно понимают лоскутный характер своей страны.
Но данная проблема выходит за пределы Испании. Выясняется, что в Евросоюзе иные провинции не видят смысла в посреднических инстанциях между собой и Брюсселем. Жители Шотландии или Каталонии способны прекрасно обходиться без Лондона и Мадрида в решении своих проблем. Им не угрожают военные вторжения как в минувшие века, задачи обороны и внешней политики они вполне могут передоверить ЕС, а с внутренними разбираться самостоятельно.
Поэтому сегодня на Каталонию смотрят — кто с надеждой, кто со страхом — и на Корсике, и в Уэльсе, и в Бретани, и во Фландрии. От исхода тамошних событий будет зависеть дальнейшая судьба многонациональных европейских государств. На кону стоит вопрос — сохранятся ли они как единое целое, или же их ждет мирный самороспуск?