Какие проблемы банков не решит жесткий надзор?

Часть ежегодного послания главы государства, посвященная возможным изменениям в финансовом секторе, состоит главным образом из директив, направленных на ужесточение и повышение эффективности банковского надзора.

Нацбанк получает дополнительный мандат для изменений в сфере регулирования, и его глава Данияр Акишев сказал на заседании кабмина о готовящихся законодательных изменениях, закрепляющих эти расширенные прерогативы.

Нет аффилированным заемщикам

Слова президента о том, что «Нацбанк не должен быть созерцателем» в ситуациях, когда происходит вывод активов из банковской системы, практически не оставляют регулятору выбора в степени демонстрации активности недопущения кредитования аффилированных с банками заемщиков.

Очевидно, после событий 2017 года, когда государство было вынуждено сделать рекордные вливания в банковский сектор и принять специальную программу софинансирования докапитализации крупнейших банков, такая реакция была неизбежна, поскольку банки остаются одним из главных раздражителей в общественном мнении.

Устанавливаемые новые правила игры, однако, выглядят в большей степени нормами для продолжающихся чрезвычайных, чем для мирных, времен сектора. В условиях крайне сдержанного кредитования и изъятия избыточной ликвидности усиление надзора — скорее во многом обусловленное политическими причинами изменение риторики, чем существенное ограничение кредитования банков, в течение 2016 и 2017 годов «дувших на воду» при совершении кредитных операций с реальным сектором.

Дискуссионным также остается вопрос: адресованы ли упреки главы государства в созерцательности персонально нынешней команде Нацбанка или регулятору как институту. Разница между показываемым банками уровне проблемных кредитов и реальной ситуацией осознавалась достаточно давно, и для того чтобы произошло вскрытие реального состояния кредитных портфелей, должно было совпасть сразу несколько факторов.

Среди них и готовность государства делать значительные вливания в решение наследия БТА и на докапитализацию банков, и отсутствие возможностей для завуалированных решений, связанных с заливанием пожара средствами квазигоссектора, ЕНПФ и социально ответственного сырьевого бизнеса.

Последняя опция оказалась все же отчасти востребованной в случае с Bank RBK.&nbspНесколько лет назад выбором, безусловно, стал бы камуфляж проблем с помощью денег квазигосударственного сектора, а не прямые вливания со стороны государства, признание потерь акционеров и депозиторов и готовность в дальнейшем делать надзор более драконовским.

Мог ли надзор сработать раньше?

Помимо старого проблемного кредитного портфеля, влачившего подобное существование с момента кризиса 2007−2009 годов, сложности связаны с теми банкам, которые росли быстрее рынка накануне девальвации тенге. Тот же Bank RBK требовал вмешательства в той или иной форме от команд трех председателей Нацбанка.

Сложности с капитализацией неизбежно должны были возникнуть для всего рынка при столь глубокой девальвации тенге, и это было одной из причин откладывания до последнего перехода к инфляционному таргетированию в кризисных условиях 2015 года.

Проводившиеся стресс-тестирования показывали, что сектор будет испытывать серьезное напряжение при ослаблении тенге к доллару с курса в 187 тенге до уровня в 250 тенге за доллар и выше. Разрыв между основными валютами фондирования и кредитования сектора выглядел достаточно очевидным на фоне активного перетекания депозитов в доллары и не увеличивающейся доли долларового кредитования. Даже активное предоставление банкам дефицитной тенговой ликвидности, за которую они конкурировали с квазигосударственными структурами, могло лишь смягчить ситуацию, но не устранить возможность кризиса и неизбежность вмешательства государства, что, собственно, и произошло в прошлом году. При этом фактически именно 2017-й стал самым ранним временем, когда могло происходить выявление части этих хвостов.

Крайне трудно представить ситуацию, когда регулятор титаническим усилием одновременно создает работоспособные механизмы, связанные с инфляционным таргетированием, добивается снижения инфляционных ожиданий и добавляет в этот упорядоченный хаос вскрытие проблем с плохими кредитами и отсутствием достаточного уровня капитализации у части банков.

Корпоративное болото

Очевидно, что, по большому счету, проблема кредитования аффилированных структур могла бы быть решена при создании более совершенных моделей корпоративного управления. В ситуации оживления в экономике, которую когда-нибудь все же можно ожидать, добиться наиболее эффективного кредитования в результате жесткого надзора будет крайне сложно, поскольку есть вероятность, что все сведется к выполнению каких-то чисто формальных критериев и еще большей забюрократизированности кредитного процесса. Надеяться на более развитое корпоративное управление, транспарентность и появление активных миноритариев и вообще инвесторской базы с фондовых рынков сложнее, чем несколько лет назад. Частные банковские бренды в ряде случаев исчезают или их сила размывается. В большинстве банков по-прежнему существует стратегический акционер и есть вероятность отсутствия полной независимости кредитных комитетов. Ситуация в том же Bank RBK показывает, что именно «стратег» остается главным антикризисным противоядием в ситуациях нехватки ликвидности. Докапитализирующий вместе с государством банк Владимир Ким сожалел о том, что накануне кризиса довольствовался ролью чистого миноритария, возможно, несколько запоздав с большей активностью как раз в части недопущения вывода средств из банка и возникновения кризиса ликвидности.

Первая десятка банков разделена фактически поровну по признаку участия или неучастия в программе финансовой стабильности, предложенной Нацбанком. Вне механизмов, связанных с преобладающим финансированием докапитализации со стороны государства, остаются Халык Банк, ДБ Сбербанк, Forte Bank и Kaspi Bank. Участвуют в программе Цеснабанк, ЦентрКредит, АТФ Банк, Евразийский банк и банк RBK.

Нацбанк подчеркивает, что ситуация в остальных банках — участниках программы никак несопоставима с тем, что происходило в RBK, и у них нет критической массы плохих кредитов либо кредитования аффилированных бизнесов.

События, однако, складываются таким образом, что, возможно, в секторе будут два типа корпоративной культуры: один, формируемый остающимися стопроцентно частными финансовыми институтами, которые в большей степени могут ориентироваться на рыночное фондирование, и другой — с жесткими ограничениями сверху со стороны государства.

Покупка субординированных облигаций банков и решение их проблем с капитализацией, безусловно, повышает их устойчивость, что уже начало сказываться на рейтинговых решениях относительно этих игроков.

Финансирование со стороны Нацбанка, однако, связано с выполнением ряда жестких условий, среди которых, помимо платности и возвратности вливаний в капитал со стороны государства, присутствуют бескомпромиссные намерения стимулировать вложения со стороны акционеров, а также ограничивать вывод денег из банков путем прямых запретов на выплату дивидендов и повышения зарплаты топ-менеджменту на величину, превышающую уровень официальной инфляции.

Отступления от условий программы вполне могут закончиться и национализацией банков, и полной потерей средств акционеров. В Послании народу Казахстана упоминается как об экономической ответственности собственников банков, так и более суровая формулировка, согласно которой вывод денег из банков является серьезным преступлением. Фактически речь идет о попытке довольно серьезно реформировать сверху корпоративное управление, если не в секторе в целом, то по крайней мере в тех банках из топ-10, которые участвуют в программе финансовой устойчивости. Ответ на вопрос, насколько утопичной окажется эта идея и будет ли выше отдача, чем от предыдущих попыток государства непосредственно управлять финансовыми институтами, будь то проблемные банки, спасаемые «Самрук-Казыной», или централизуемое управление пенсионными накоплениями, не очевиден. Поскольку влияние государства, связанное с фондированием, и наличие рычагов возрастают с момента кризиса 2007−2009 годов.

Прежде всего, это связано, конечно, с фондированием банков как в рознице, так и за счет корпоративных депозитов частного сектора, которые сократились более чем на 7% в 2017 году, а также с ограниченными возможностями размещения тенговых облигаций на биржевом рынке в условиях отсутствия институциональных инвесторов в лице управляющих пенсионными средствами.

Кризис прошлого года в банке RBK и Delta Bank был во многом как раз кризисом государственного фондирования, когда средства в банках размещались без больших оглядок на качество их бизнес-моделей.

В итоге квазигосударственные кредиторы фактически разделили участь акционеров, несущих экономическую ответственность, и, вероятно, нацкомпании и институты развития будут более консервативно депонировать свои средства в банковском секторе.

Нечто подобное уже произошло в ЕНПФ — доля вложений фонда в облигации и депозиты банков снизилась за 10 месяцев 2017 года с 26,7% портфеля до 21%.

Альтернативой становятся депозиты иностранных банков. Новых размещений в казахстанских банках нет, те, что происходили в 2016 году, делались на значительно более высоких ценовых уровнях, чем в 2014-м и 2015-м, что побудило даже часть крупнейших банков отказаться от участия в соответствующих программах.

Так или иначе, попытка привязать фондирование со стороны госсектора к определенным изменениям в корпоративном управлении могла бы стать достаточно сильным стимулом для серьезных подвижек при условии единых подходов кабмина, Нацбанка и трех квазигосударственных холдингов.

Главные проблемы остались

Одним из вопросов остается соответствие всех возникающих трендов принципу контрцикличности в регулировании. Согласно ему, ужесточение надзора может происходить в периоды оживления экономики, когда возникают предпосылки для надувания пузырей. В периоды стагнации регуляторные гайки скорее раскручиваются, чтобы стимулировать кредитование.

До возникновения кризисных ситуаций в Казинвестбанке DeltaBank и Bank RBK преобладающим убеждением было, что нынешние проблемы сектора — это в большей степени не кризис банковского надзора, а следствие закредитованности и отсутствия хороших заемщиков в несырьевых секторах экономики, которые исторически кредитует казахстанская банковская система.

Ситуация, очевидно, никак несопоставима со слишком быстрым ростом внешних заимствований и кредитования в сегменте недвижимости, происходивших накануне кризиса 2007−2009 годов. Тогда общий кредитный портфель казахстанских банков менее чем за 4 года с января 2004-го по август 2007 года вырос с 974,6 млрд тенге до 7,129,9 трлн тенге, или в 7,3 раза, причем это происходило в условиях стабильного или даже укрепляющегося тенге и не было результатом валютных корректировок.

Ничего подобного не происходило в последние годы даже с самыми быстрорастущими игроками.

При ужесточении регулирования и надзора и попыток сверху выстроить новую корпоративную культуру банковского сектора существует большое искушение свести ситуацию к недостаточной жесткости регулятора, внутренним проблемам второстепенных игроков и наследию предыдущего кризиса, оставив в тени отсутствие новых заемщиков и дефицит качественного спроса на кредитование с момента начала снижения мировых цен на нефть в 2014 году.

Источник